Неточные совпадения
Он громко запел ту же песню и весь спирт вылил в огонь. На мгновение в костре вспыхнуло синее пламя. После этого Дерсу стал бросать в костер листья табака, сухую рыбу, мясо, соль, чумизу, рис, муку, кусок синей дабы, новые китайские улы, коробок спичек и, наконец, пустую
бутылку. Дерсу перестал петь. Он сел на землю,
опустил голову на грудь и глубоко о чем-то задумался.
Пел он до поры, пока в
бутылке была водка, а потом валился боком на лавку или
опускал голову на стол и так спал до гудка.
Он послал меня в город за полицией, а сам присел на край ямы,
опустив в нее ноги, зябко кутаясь в потертое пальто. Известив о самоубийстве городового, я быстро прибежал назад, но за это время октавист допил водку покойника и встретил меня, размахивая пустой
бутылкой.
— Да, не надо, — сказал Проктор уверенно. — И завтра такой же день, как сегодня, а этих
бутылок всего три. Так вот, она первая увидела вас, и, когда я принес трубу, мы рассмотрели, как вы стояли в лодке,
опустив руки. Потом вы сели и стали быстро грести.
Я ехал, ничего не видя сквозь запертое матовое стекло, а
опустить его не решался. Страшно хотелось пить после «трезвиловки» и селянки, и как я обрадовался, вынув из кармана пальто
бутылку. Оказался «Шато-ля Роз». А не будь этой
бутылки — при томящей жажде я был бы вынужден выдать свое присутствие, что было бы весьма рискованно.
Цыган схватил полную
бутылку водки, быстро
опустил ее под стол, но сейчас же снова твердо поставил ее на место, сердито сказав...
Вылезал откуда-нибудь из угла Конец — мрачный, молчаливый, черный пьяница, бывший тюремный смотритель Лука Антонович Мартьянов, человек, существовавший игрой «в ремешок», «в три листика», «в банковку» и прочими искусствами, столь же остроумными и одинаково нелюбимыми полицией. Он грузно
опускал свое большое, жестоко битое тело на траву, рядом с учителем, сверкал черными глазами и, простирая руку к
бутылке, хриплым басом спрашивал...
— Я здесь… чтобы, так сказать, ободрить… показать, так сказать, нравственную, так сказать, цель, — продолжал Иван Ильич, досадуя на тупость Акима Петровича, но вдруг и сам замолчал. Он увидел, что бедный Аким Петрович даже глаза
опустил, точно в чем-то виноватый. Генерал, в некотором замешательстве, поспешил еще раз отхлебнуть из бокала, а Аким Петрович, как будто все спасение его было в этом, схватил
бутылку и подлил снова.
Илька замотала головой. Цвибуш взглянул на
бутылку, облизнулся и застенчиво
опустил глаза.